Планируя долгожданный поход на "Одержимость" Дэмьена Шазелла, я все ломал голову: как же камерной драме в лучших традициях американского независимого кино удалось получить целых пять номинаций на "Оскар"?
Теперь же терзаюсь другим вопросом: как же типичный оскаровский фильм-мотивация умудрился пробраться на авторский кинофестиваль "Сандэнс"? Ведь "Одержимость", не мудрствуя лукаво, раскрывает все карты с самого начала. Главный герой, барабанщик Эндрю, готов самосовершенствоваться до пота и крови. Что характерно, после первой сцены их не становится качественно больше – все-таки человеческие возможности влагооотделения не безграничны. Его учитель – тиран и деспот, о чем прямо и заявляет. И не только об этом – дирижер Флетчер общается чем-то средним между сентенциями и инструкцией к собственному применению. Когда до героя это доходит, их противостояние становится тандемом. И все, фильм заканчивается.
Я намеренно начал именно с акцента на психологическом (если его можно назвать таковым) портрете персонажей и на сюжете. Это вполне соответствует самоидентификации "Одержимости" и поставленной цели – как можно более увлекательно рассказать историю про людей и, главное, для людей. Критиковать фильм за более утонченные аспекты, вернее, за их отсутствие, было бы как-то грешно. Режиссер ведь даже не пытается играть на этом поле – зачем его тянуть туда силком?
Единственное, за что хочется упрекнуть картину, так это за неоригинальность. Прощу прощения за приевшуюся параллель, но разве не ту же самую историю нам дважды рассказал Даррен Аронофски – в "Рестлере" и "Черном лебеде"? По сути, все фильмы о преодолении™ сделаны по одному лекалу, и чем именно занимается преодолевающий™ персонаж: борется, танцует либо играет на барабанах, дело десятое. Другое дело, что Аронофски, которого тоже не назовешь пионером жанра, исследовал зависимость от самосовершенствования, которая парадоксальным образом производит эффект саморазрушения. А вот Дэмьен Шазелл – нет.
Ключ к решению картины в мажорном тоне (я имею в виду, в частности, неожиданный хэппи-энд) отпирает еще одну дверцу, за которой хранится неисчерпаемый запас зрительской любви. Не зря "Одержимость" на данный момент занимает 50 место в топе кинопоиска, и целое 14 – в рейтинге обычно более сурового imdb. Шазелл не пытается угодить зрителю из каких-либо побуждений коммерческого толка либо других профессиональных мотивов. Нет, он искренне любит своего зрителя, и, пожалуй, не представляет причину, которая заставила бы не вознаградить ожиданий зала. Ведь парня на экране мучили, кричали, называли по-всякому, зал нервничал – не может быть, чтобы все напрасно!
В таком желании угодить нету ничего плохого, кроме того, что конец ленты немотивирован с драматургической точки зрения. Дискутируя о фильме на его же языке, получаем следующее: Флетчер, подбадривая Эндрю на финальном выступлении, противоречит сам себе, ведь на фоне прежней диктатуры такая реакция неулыбчивого дирижера выглядит похвалой из похвал. Но куда же делся кнут? К слову, именно так в оригинале называется фильм, "Кнут" либо "Плеть", и это выглядит куда более внятно, чем некая абстрактная одержимость, которую нам подсунул гений локализатора.
Ведь, следуя логике Флетчера, это удачное выступление из-за губительного одобрения непременно станет последним – что же он? Если отвлечься от великолепной музыки, легко отметить, что дирижер на протяжении всего фильма вредит не только окружающим, но и себе – однако чтобы настолько? Чем же он перед собой так провинился, если решил загубить почти обретенного личного Бадди Рича?
Но это все лирика. Фильм допускает столько сюжетных огрехов, что их даже не хочется считать, сцена, в которой врезавшийся в машину героя на хорошей скорости грузовик лишь немного ранит руку Эндрю, расставляет все на свои места. По мнению режиссера, правдоподобность фильма – великое искусство, и истинный мастер никогда не будет использовать его без крайней нужды. Куда грустнее другое: оригинальности решений не достает не только концовке, но и любовно выпестованному образу учителя-самодура.
Кажется, творя его, Шазелл одновременно вдохновлялся старым американским фильмом "Майор Пэйн" и украинской пословицей, которая гласит: "пожалієш різку – зіпсуєш дитину". Увы, особого разнообразия методы Флетчера не предполагают: пощечины, которые давали по-настоящему, так как актерам не удавалось их сыграть (без комментариев), повышенные тона и битье по первому попавшемуся больному месту (впрочем, пациент оказался так прост, что других у него. вероятно, и не найдется). Отлученный от тела высокой музыки, герой как бы ставит себя на паузу и даже неудача с девушкой его не трогает. Не прокатило, мол.
В таком разрезе становится очевидно, что Эндрю бы в любом случае вернулся к музыке – кто бы ему помешал, всепрощающий и безгранично понимающий отец, которого будто выпустили на экран из грез затравленного подростка? Так что больше всех в сложившейся ситуации повезло Флетчеру, который счастья своего не понял и хотел будущую звезду извести. Но вовремя одумался и одобрил. Одобрил. Ну как он вообще мог кого-то одобрить?!
Закончу рецензию байкой из жизни классического кинематографа. Ингмар Бергман, посмотрев фильм Бернардо Бертолуччи "Последнее танго в Париже" (который сводит зрителей с ума вот уже какое поколение и не менее качественно, чем "Одержимость"), остался недоволен. Бергман заявил, что вся эта история обрела бы хоть какой-то смысл, только если бы в центре была гомосексуальная пара. Бертолуччи подумал и согласился. Улавливаете, о чем я? Но, конечно же, это шутка, а процентное распределение в ней каждой доли можете додумать сами.
Теперь же терзаюсь другим вопросом: как же типичный оскаровский фильм-мотивация умудрился пробраться на авторский кинофестиваль "Сандэнс"? Ведь "Одержимость", не мудрствуя лукаво, раскрывает все карты с самого начала. Главный герой, барабанщик Эндрю, готов самосовершенствоваться до пота и крови. Что характерно, после первой сцены их не становится качественно больше – все-таки человеческие возможности влагооотделения не безграничны. Его учитель – тиран и деспот, о чем прямо и заявляет. И не только об этом – дирижер Флетчер общается чем-то средним между сентенциями и инструкцией к собственному применению. Когда до героя это доходит, их противостояние становится тандемом. И все, фильм заканчивается.
Я намеренно начал именно с акцента на психологическом (если его можно назвать таковым) портрете персонажей и на сюжете. Это вполне соответствует самоидентификации "Одержимости" и поставленной цели – как можно более увлекательно рассказать историю про людей и, главное, для людей. Критиковать фильм за более утонченные аспекты, вернее, за их отсутствие, было бы как-то грешно. Режиссер ведь даже не пытается играть на этом поле – зачем его тянуть туда силком?
Единственное, за что хочется упрекнуть картину, так это за неоригинальность. Прощу прощения за приевшуюся параллель, но разве не ту же самую историю нам дважды рассказал Даррен Аронофски – в "Рестлере" и "Черном лебеде"? По сути, все фильмы о преодолении™ сделаны по одному лекалу, и чем именно занимается преодолевающий™ персонаж: борется, танцует либо играет на барабанах, дело десятое. Другое дело, что Аронофски, которого тоже не назовешь пионером жанра, исследовал зависимость от самосовершенствования, которая парадоксальным образом производит эффект саморазрушения. А вот Дэмьен Шазелл – нет.
Ключ к решению картины в мажорном тоне (я имею в виду, в частности, неожиданный хэппи-энд) отпирает еще одну дверцу, за которой хранится неисчерпаемый запас зрительской любви. Не зря "Одержимость" на данный момент занимает 50 место в топе кинопоиска, и целое 14 – в рейтинге обычно более сурового imdb. Шазелл не пытается угодить зрителю из каких-либо побуждений коммерческого толка либо других профессиональных мотивов. Нет, он искренне любит своего зрителя, и, пожалуй, не представляет причину, которая заставила бы не вознаградить ожиданий зала. Ведь парня на экране мучили, кричали, называли по-всякому, зал нервничал – не может быть, чтобы все напрасно!
В таком желании угодить нету ничего плохого, кроме того, что конец ленты немотивирован с драматургической точки зрения. Дискутируя о фильме на его же языке, получаем следующее: Флетчер, подбадривая Эндрю на финальном выступлении, противоречит сам себе, ведь на фоне прежней диктатуры такая реакция неулыбчивого дирижера выглядит похвалой из похвал. Но куда же делся кнут? К слову, именно так в оригинале называется фильм, "Кнут" либо "Плеть", и это выглядит куда более внятно, чем некая абстрактная одержимость, которую нам подсунул гений локализатора.
Ведь, следуя логике Флетчера, это удачное выступление из-за губительного одобрения непременно станет последним – что же он? Если отвлечься от великолепной музыки, легко отметить, что дирижер на протяжении всего фильма вредит не только окружающим, но и себе – однако чтобы настолько? Чем же он перед собой так провинился, если решил загубить почти обретенного личного Бадди Рича?
Но это все лирика. Фильм допускает столько сюжетных огрехов, что их даже не хочется считать, сцена, в которой врезавшийся в машину героя на хорошей скорости грузовик лишь немного ранит руку Эндрю, расставляет все на свои места. По мнению режиссера, правдоподобность фильма – великое искусство, и истинный мастер никогда не будет использовать его без крайней нужды. Куда грустнее другое: оригинальности решений не достает не только концовке, но и любовно выпестованному образу учителя-самодура.
Кажется, творя его, Шазелл одновременно вдохновлялся старым американским фильмом "Майор Пэйн" и украинской пословицей, которая гласит: "пожалієш різку – зіпсуєш дитину". Увы, особого разнообразия методы Флетчера не предполагают: пощечины, которые давали по-настоящему, так как актерам не удавалось их сыграть (без комментариев), повышенные тона и битье по первому попавшемуся больному месту (впрочем, пациент оказался так прост, что других у него. вероятно, и не найдется). Отлученный от тела высокой музыки, герой как бы ставит себя на паузу и даже неудача с девушкой его не трогает. Не прокатило, мол.
В таком разрезе становится очевидно, что Эндрю бы в любом случае вернулся к музыке – кто бы ему помешал, всепрощающий и безгранично понимающий отец, которого будто выпустили на экран из грез затравленного подростка? Так что больше всех в сложившейся ситуации повезло Флетчеру, который счастья своего не понял и хотел будущую звезду извести. Но вовремя одумался и одобрил. Одобрил. Ну как он вообще мог кого-то одобрить?!
Закончу рецензию байкой из жизни классического кинематографа. Ингмар Бергман, посмотрев фильм Бернардо Бертолуччи "Последнее танго в Париже" (который сводит зрителей с ума вот уже какое поколение и не менее качественно, чем "Одержимость"), остался недоволен. Бергман заявил, что вся эта история обрела бы хоть какой-то смысл, только если бы в центре была гомосексуальная пара. Бертолуччи подумал и согласился. Улавливаете, о чем я? Но, конечно же, это шутка, а процентное распределение в ней каждой доли можете додумать сами.
Комментариев нет:
Отправить комментарий